Фальстаф

Ф. М. Достоевский. Бесы.

«Степан Трофимович уверял её, что это только первые, буйные порывы слишком богатой организации [Николая Всеволодовича Ставрогина], что море уляжется и что всё это похоже на юность принца Гарри, кутившего с Фальстафом, Пойнсом и мистрис Квикли, описанную у Шекспира».

«Это тётя и вчера Степан Трофимович нашли будто бы сходство у Николая Всеволодовича с принцем Гарри, у Шекспира в Генрихе IV...»

«Человек гордый и рано оскорблённый, дошедший до той „насмешливости“, о которой вы так метко упомянули, —  одним словом принц Гарри, как великолепно сравнил тогда Степан Трофимович и что было бы совершенно верно, если б он не походил ещё более на Гамлета, по крайней мере по моему взгляду».

«Ах, Николай Всеволодович, в этом сердце накипело столько, что я не знал, как вас и дождаться! ... Удостоивали же вы меня тогда слушать, читали строфы... Пусть меня [Игната Лебядкина] тогда называли вашим Фальстафом из Шекспира, но вы значили столько в судьбе моей!..

«Николай Всеволодович называл тогда этого господина своим Фальстафом...»

В. Шекспир. Генрих IV. Часть первая. 2-й акт. Сцена 4. ( в переводе Б. Пастернака, в устном его исполнении 1947 г.)
      
      Фальстаф.

Может ли солнце быть прогульщиком и лакомиться ежевикой? Такой вопрос нелеп и не представляет интереса. Может ли наследник английского престола быть вором и таскать кошельки? Такой вопрос осмысленен и заслуживает рассмотренья. Есть вещь, Гарри, о которой ты, наверное, слыхал и которая в наше время называется смолою. Смола пачкает, учат древние писатели. Так пачкает тебя общество, в котором ты вращаешься. Потому что, Гарри, я говорю с тобой сейчас не выпивши, но в слезах, не смеха ради, но с болью, и речь моя состоит не только из слов, но также из вздохов и рыданий.

      Falst.

Shall the blessed Sonne of Heauen proue a Micher, and eate Black-berryes? a question not to bee askt. Shall the Sonne of England proue a Theefe, and take Purses? a question to be askt. There is a thing, Harry, which thou hast often heard of, and it is knowne to many in our Land, by the Name of Pitch: this Pitch (as ancient Writers doe report) doth defile; so doth the companie thou keepest: for Harry, now I doe not speake to thee in Drinke, but in Teares; not in Pleasure, but in Passion; not in Words onely, but in Woes also.

Письмо Лизавете Николаевне Тушиной от капитана Лебядкина (покорнейший друг и имеет досуг):

Может ли солнце рассердиться на инфузорию, если та сочинит ему из капли воды, где их множество, если в микроскоп? Даже самый клуб человеколюбия к крупным скотам в Петербурге при высшем обществе, сострадая по праву собаке и лошади, презирает кроткую инфузорию, не упоминая о ней вовсе, потому что не доросла.

Фальстаф (комментарии)

К предыдущему посту.

Понятно, что солнце и сын — это игра слов sun/son и как бы параллельный риторический ход:
Shall the blessed sun of heaven prove a micher and eat blackberries? . . . Shall the son of England prove a thief and take purses?
(А в старом написании вообще совпадает: Sonne/Sonne).

Почти во всех текстах Генриха IV в переводе Пастернака, вывешенных в сети (OCR Бычков М.Н.), пропущена именно эта часть, где Фальстаф изображает короля-отца (где эти слова о солнце и т.д.).

А в том тексте, где она есть, слова про солнце звучат по-иному, чем читал сам же Пастернак в 1947 г. :

Может ли солнце лежать на боку и отлынивать от дела? Такой вопрос нелеп и не представляет интереса. Может ли наследник английского престола быть вором и таскать кошельки? Такой вопрос осмысленен и заслуживает рассмотренья. Есть вещь, Гарри,... и т. д.

Другие переводы.
Е. Бируковой:

Может ли благодатное небесное светило стать бродягой и лакомиться придорожной ежевикой? Такого вопроса не задаст никто. Может ли сын английского короля сделаться вором и охотиться за кошельками? Такой вопрос приходится ставить. Есть такое вещество, Гарри, о котором ты не раз слышал и которое известно многим в нашем королевстве под названием: деготь. Этот деготь, по свидетельству древних авторов, имеет свойство марать; такова же и компания, с которой ты водишься. Я говорю тебе это, Гарри, не сквозь хмель, а сквозь слезы, не в шутку, а в горький укор, не только словами, но и стонами.

В. Морица и М. Кузьмина:

Может ли благодатное небесное солнце слоняться без дела и есть ежевику? Никто даже не задаст такого вопроса. Может ли сын английского короля быть вором и похищать кошельки? Этот вопрос всякий задаст. Есть такая вещь, Гарри, о которой ты часто слышал: в нашей стране она называется дегтем. По свидетельству древних авторов, деготь марает; точно так же марает и общество, в котором ты вращаешься. Я говорю тебе, Гарри, испивая чашу не вина, а слез, не шутя, а скорбя не только словами, но и стонами.

П. А. Каншина:

Разве солнце небесное станет прятаться по кустам и услаждать свой вкус ежевикой? Это такие вопросы, которых и задавать-то не следовало. Неужто сыну солнца Англии прилично грабить проезжих на большой дороге? Вот этот вопрос задать следовало! Есть такое вещество, Гэрри, о котором ты не раз слыхал и которое известно многим из обитателей нашего королевства под названием „смолы“. Смола эта, по уверениям древних писателей, имеет свойство марать. Таково и общество, с которым ты знаешься. Я говорю с тобою, испив чашу — не вина, а горьких слез, не в упоении радости, а под гнетом горя; говорю не одними словами, но и слезами...

Каншин путает, переводя слова Фальстафа:
      Falst.

Well, and the fire of Grace be not quite out of thee now shalt thou be moued. Giue me a Cup of Sacke to make mine eyes looke redde, that it may be thought I haue wept, for I must speake in passion, and I will doe it in King Cambyses vaine.

как:
     Фальстаф

Хорошо. Если огонь благодати не совсем еще в тебе угас, вот увидишь, как я тебя растрогаю. Дайте мне кружку вина, чтобы глаза мои покраснели и чтоб поэтому можно было подумать, будто я плакал. Мне надо быть сильно взволнованным, и я ни за какие блага в мире не соглашусь говорить тоном царя Камбиза.

И ещё с таким комментарием {Насмешливый намек на старинную пьесу Томаса Престона, игранную в 1570 году под следующим заглавием: "Плачевная трагедия, полная милой веселости, изображающая жизнь Камбиза, царя Персов". Примеч. переводчика.}. Да, была такая пьеса: A lamentable tragedy mixed full of pleasant mirth, containing the life of Cambyses King of Persia, from the beginning of his kingdom unto his death, his one good deed of execution, after that many wicked deeds and tyrannous murders, committed by and through him, and last of all, his odious death by God's Justice appointed. Done in such order as followeth. By Thomas Preston, 1569. Но Фальстаф собирается говорить с Гарри именно в таком помпезном и высокопарном стиле.

Вот как перевёл Б. Пастернак:
Фальстаф

Если последняя искра благодати не угасла в тебе, я тебя растрогаю. Дайте мне стакан хереса, чтобы у меня покраснели глаза, словно я плакал. Я буду играть с большим чувством, как в "Царе Камбизе".

Ежевика два раза встречается в Генрихе IV. Как я понял, такая заурядная дешевая ягода, дешевле грибов, гроша ломаного не стоит, проще пареной репы, полно, как травы.

По поводу строки: This pitch, as ancient writers do report, doth defile (Смола пачкает, учат древние писатели).
Слово defile (= делать грязным, марать) появилось примерно с 1280 г. от старофранцузского "defouler "(затаптывать, попирать)  из  de- "вниз" + fouler (ступать), что, в свою очередь происходит от латинского слова fullo  (человек, который стирает одежду и ткани,  утаптывая в баках со щелоком замоченные вещи).  Сейчас fuller =  сукновал, валяльщик.